Глава большой семьи Инагамжан Ниязметов ушел из дома шесть лет назад, 1 мая. Ушел и пропал, словно сквозь землю провалился. Отчаянию его родных и близких не было предела, ведь они его искренне любили. Больше всего тяготила неизвестность: что с ним, не попал ли в беду. Да и врагов-недоброжелателей у безобидного пенсионера тоже не было. Родные обзванивали больницы, ходили по экстрасенсам, даже в морг ездили на опознания. Он нашелся, но лишь спустя 25 дней…
ТАКОЙ ЖЕ, КАК И ВСЕ
Инагамжан Ниязметов родился и вырос в Шымкенте. Никогда не слыл лодырем – да и не в кого было. Когда началась война, ему и четырех лет не было. Отец на фронте. Мама Инагамжана – Бахриниса, трудившаяся на одном из предприятий города, задалась целью: к возвращению с войны мужа Юсуфа построить свой дом. Она и достигла своей цели – в 45-м муж-фронтовик переступил порог собственного дома, пусть и построенного из самана. Как же они были счастливы в нем…
Окончив школу, Инагамжан стал работать в кислотном цехе свинцового завода. Как оказалось, проработал на этом флагмане цветной металлургии в самый лучший его период – годы ударных пятилеток. В свое время встретил единственную избранницу Азатай, у них родилось пятеро детей – четыре дочери и сын. Получил от завода благоустроенную квартиру. За ударный труд не единожды награждался грамотами, переходными вымпелами и знаменами. Выход на пенсию в 95-м совпал с трудным периодом в стране – задержкой выплаты зарплат и пенсий, безработицей, коммунальным кризисом. Надо было выживать, помогать семьям детей, поднимать на ноги внуков.
ВМЕСТЕ – ЛЕГЧЕ
Когда у одной из дочерей обострился «жилищный вопрос», Инагамжан с супругой, не колеблясь, отдали ей и внучкам свою квартиру, а сами перебрались в опустевший к тому времени отчий дом, тот самый, что построила в войну его мама. Он-то и подсказал один из вариантов выживания – супруги-пенсионеры стали делать во дворе дома… тандыры.
Вообще, я восхищаюсь этим поколением – находчивым, с несгибаемой силой духа. Я лично знакома с несколькими людьми, которые в годы развала шили ватные, овечьи, а то и верблюжьи одеяла, тапочки из старых школьных портфелей, закрывали банки себе и на продажу, нанимались сезонными разнорабочими, сиделками, домработницами, нянечками, всевозможными репетиторами. Низкий поклон им за находчивость, за науку выживать…
Вернемся к тандырам. Кто не знает, поясню: это традиционная узбекская глиняная печь, в которой пекут лепешки и самсу. В годы, когда в Шымкенте не было газа, а, следовательно, случались перебои с доставкой хлеба, тандыр для многих семей, живущих в частных домах, стал настоящим спасением. Поэтому мастера по изготовлению таких печей были просто обречены на коммерческий успех. Их продукция «улетала» поистине как горячие пирожки.
Но изготовление тандыров – это целая наука, таящая в себе массу профессиональных секретов, которые знал наш герой. Если для большинства из нас шильде (по-узбекски чилля) – самые горячие 40 дней лета, настоящее испытание на выносливость, то для Инагамжан-ака и его жены – самая что ни на есть ударно-трудовая пора. Хорошие тандыры делаются только в чилля. Особая статья – выбор глины, сюда какая попало не годится, нужна пластичная, термостойкая, без песка. Одна из внучек Инагамжан-ака – Севара, рассказала, как дедушка с бабушкой делали тандыр: «Вначале они рассыпали сухую глину в виде большой толстой лепешки с бортиком по ее периметру. Затем заливали ее водой и оставляли примерно на сутки. После этого они добавляли в глину баранью или верблюжью шерсть, говорят, это придает крепость будущей печке. Смесь перемешивали семь-восемь раз кетменем, мяли ногами, в этом мы, внуки, им помогали. А затем, спустя сутки, они перекладывали эту смесь на ровную поверхность в виде лент. И только потом из этих лент формировали тандыр, пользовались для этого деревянной колотушкой. Следом – сушка, обжиг, вновь сушка, пропитка внутренней поверхности хлопковым маслом и протапливание тандыра в течение суток». Заказов было много, на вырученные от продажи тандыров деньги даже такая большая семья могла позволить себе жить вполне достойно.
ВНУКИ
С внуками у Инагамжан-ака отношения сложились самые что ни на есть душевные. Раз в месяц, после получки, а затем – пенсии, дед выводил всех пятерых внуков в парк имени Абая. Там они катались на аттракционах, ели мороженое, пили «Фанту. Весной вывозил их в степь, учил находить и собирать «правильные» грибы. И обязательно весной же он с женой в один из выходных собирал всю-всю семью на традиционную самсу с мятой (ялпыз). Ее приготовление – замес теста, приготовление начинки, разжигание тандыра, сервировка дастархана – превращалось в большой семейный праздник. Так младшее поколение перенимало национальные традиции, семейные обычаи.
УВЛЕЧЕНИЕ
Только теперь внуки Инагамжан-ака понимают, насколько цельной натурой был их дед. Да, он был главой семьи, буквально растворялся в ней, был добытчиком, кормильцем. Но в то же время был увлеченным человеком. Среди его страстей – перепела, причем не обычные мясные или яйценоские, а певчие.
В связи с этим вспоминается одна из картинок из моего детства: соседский уютный узбекский дворик, топчан, виноградник, под самый верх которого подвешены клетки-тыковки («тор-ковок»), с певчими перепелами (бедана). Пение перепелки напоминает курлыканье – иногда резкое, а иногда мелодичное. Содержание таких певчих перепелов – тоже одна из народных узбекских традиций, она больше свойственна людям зрелого, пожилого возраста. Просыпаться по утрам под пение перепелов – чудо, успокаивающее душу, вселяющее в нее покой и умиротворение. А еще запах роз, райхона…
У Инагамжан-ака было 20 таких перепелов, не меньше. Это его гордость. Севара вспоминает, что дедушка возил перепелов то ли в Сайрам, то ли в отделение «Коммунизм» на какие-то птичьи бои.
А однажды, в конце апреля, случилась беда – кошка каким-то образом добралась до клетки и съела одного из перепелов, причем, по закону подлости, самого крупного – гордость семьи. Дедушка занемог, затосковал, он захотел во что бы то ни стало восполнить эту потерю. Но дело в том, что просто так такую певчую птицу не купишь – поют только дикие перепела. А его еще надо поймать, приручить. Это дело никому не перепоручишь – только сам.
Инагамжан-ака предложил своим друзьям из ульпата (компания ровесников) поехать в поле вместе с ним, но куда там… Первомай, праздник, у всех нашлась куча дел (как же они потом сожалели об этом). И тогда он собрался один. Взял с собой силки, транзистор, легкий матрас – корпачу, ведь ждать прилета птицы придется не один час… Добрался до Аксукента, затем приехал в Бозарык, попросился на ночлег в одну из местных семей и рано-рано утром попрощался с гостеприимными хозяевами: «Назад меня не ждите, если я не приду, значит, я, поймав птицу, уехал домой». Старик ушел в поле. Было это 2 мая 2007 года…
Домой Инагамжан-ака не вернулся ни 2, ни 3 мая, ни в другие дни. Родные подали заявление в розыск, полиция завели дело по факту пропажи человека. У каждого из близких душа не находила места. И только к концу месяца, 25 мая в семью Ниязметовых пришло сообщение из аксукентской прокуратуры о том, что в поле неподалеку от села Бозарык найдено тело человека, похожего на описание пропавшего Инагамжана. Сын и зятья выехали на опознание. Да, это был он. Нашли его лежащим на корпешке возле расставленных силков для ловли птиц, рядом – транзистор, сумка с личными вещами. Смерть произошла из-за сердечного приступа – видимо, сказалась долгая пешая прогулка, к тому же Инагамжан-ака был сердечником…
А не нашли его сразу по двум причинам: во-первых, не знали даже приблизительного места его отбытия; во-вторых, был месяц май с его обильными дождями. Камыш вырос в считанные дни и «закрыл» тело старика. Его нашли трактористы, работавшие на поле.
Фарида ШАРАФУТДИНОВА