Их вывозили и днем, и ночью. Как, впрочем, и всех остальных неугодных. Расстреливали по приговору «тройки». Никто не удивлялся. Время было такое. Они – враги народа. Враги, которые не проклинали. Которые умирали, осеняя крестным знамением своих палачей: «Прости вас Господь…»
Лисья балка свое название получила не просто так. Еще в конце 19 века в овраге неподалеку от Чимкента охотиться было несложно. Пушистые красавицы появлялись в овражке довольно часто, и тогда балка превращалась в тявкающее рыжее море, перекатывающееся волнами из лисьих спинок и хвостов. Говорят, что численность лисиц там не уменьшилась и в начале 20 века. Зверьки ушли разом. С лета 1937-го их никто больше не видел…
В списках расстрелянных в Лисьей балке сотни фамилий. Из них шестьдесят с лишним человек – священники и служители русской православной церкви.
Первые политические ссыльные священники появились в Чимкенте в тридцать третьем году. Как правило, это была не первая ссылка-поселение батюшек и монахов. В маленький южный городок их переводили из лагерей, по большей части по состоянию здоровья. Но, как утверждают сегодня юристы-исследователи РПЦ, именно в 1935-36 годах в Южно-Казахстанской области «по состоянию здоровья» было сконцентрировано все репрессированное духовенство высшей иерархии из центральных районов России.
Матушка Ева, в миру Акилина Павлова, была сослана в Чимкент в середине тридцатых годов. Настоятельница Свято-Троицкого женского монастыря города Пензы уже имела за плечами восемь лет ссылки за «контрреволюционную агитацию» по статье 58-10 УК РСФСР.
Чимкент встретил ее приветливо, в городе совершенно спокойно относились к священнослужителям, а к женщинам и совсем с почтением. Немного обжившись на новом месте, матушка организовала небольшую монашескую обитель, собрав вокруг себя таких же отправленных на поселение сестер. В старогородском домике, купленном вскладчину, митрополит Ленинградский Иосиф Петровых и епископ Ростовский Евгений Кобранов совершали тайные постриги новых монахинь. Ленинградский и ростовские священники приехали в Чимкент годом ранее Евы и знали практически всех прихожан.
За матушкой Евой пришли 23 июня 1937 года. Именно в этот день сотрудники Управления НКВД Южно-Казахстанской области арестовали 19 человек. Было инициировано дело № 723 «Об организации контреволюционного центра церковников», во главе которого стоял митрополит Казанский и Свияжский Кирилл Смирнов.
В числе арестованных были митрополит Кирилл, митрополит Иосиф, епископ Евгений, архиепископ Омский Алексий Орлов, архимандрит Елевферий Печенников, протоиерей Владимир Смирнов, протоиерей Николай Толгский, иеромонах Иоанн Лаба, иеромонах Иларион Цуриков и его брат монах Иоанн, священник Василий Климов, священник Стефан Медведь, игумения Ева Павлова, монахиня Евдокия Перевозникова, монахиня Мария Рыкова. Вместе со священниками были арестованы и сочувствующие – жители Чимкента Фeдop Захаров, Вера Горбунова, Людмила Петрова и Михаил Николаев.
Через несколько дней дело митрополита Кирилла будет существенно расширено, а городская тюрьма пополнится еще тремя десятками верующих и сочувствующих со всей области. К осени 1937 года в общей сложности будет арестовано 64 человека. Всех их расстреляют. Приговор первым арестованным будет приведен в исполнение 27 августа 1937 года. В Лисьей балке навечно останутся Ева Павлова, продавшие ей дом Федор и Людмила, монахиня Евдокия и семеро священников-мужчин. Это будет первая партия «наказанных» за измену Родине. За ними потянутся следующие…
«Если сравнивать показания и протоколы допросов из архивов, которые исследователям были предоставлены еще в конце восьмидесятых годов, то просматривается определенная тенденция, – рассказывает отец Александр, протоиерей Свято-Никольского кафедрального собора Шымкента. – Показания первых арестованных невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть последующими фигурантами уголовного дела. Понятно, что никто и не задумывался о правдоподобности показаний в то время, возможно, полученных под пытками, но арестовывалась следующая партия священников, и на них навешивали обвинения предыдущих. У некоторых возникает вопрос: «Как можно было предавать или клеветать на другого человека?» Странный, на мой взгляд, вопрос. Не все люди безумно сильны духом, а героев – единицы. С этим не поспоришь. А пытки, эмоциональное давление, шантаж расправой над родными и близкими людьми – это страшно. Об этом страшно даже думать. Но надежда выжить у человека есть всегда, и не важно, каким образом она зарождается…»
… В Чимкенте по адресу: ул. Долорес, дом 65, кв. 1 жила пожилая женщина Мария Сергеевна Рыкова. В ее квартире первое время жил один из ссыльных священников. На ее адрес приходили письма от священнослужителей, волею случая оставшихся в Москве. Мария Сергеевна относила их митрополиту Кириллу. Эти письма сохранились в архивах, их можно прочесть и сейчас. Как правило, их содержание не выходило за рамки внутрицерковных дел. Мария Сергеевна была расстреляна 27 августа 1937 года.
А самый короткий в деле – протокол допроса у Николая Васильевича Толгского, ссыльного протоиерея.
Протокол допрос Толгского Н. В. от 25 июля 1937 года.
Вопрос: Дайте показания о вашей контрреволюционной деятельности.
Ответ: Контрреволюционной деятельностью я не занимался и показать по этому вопросу ничего не могу.
Николай Васильевич был очень известным священником в Москве. Его даже лично отметил Святейший патриарх Московский и всея Руси Тихон. Но не за активную религиозную деятельность. Было у Николая Васильевича одно любимое занятие, дело всей жизни, можно так сказать. Везде, где довелось ему служить, он организовывал хоры. Как при храмах, так и обычные народные, в городах и поселках. Чимкент не стал исключением. 12 апреля 1935 года Николай Васильевич был арестован в Москве и 31 мая 1935 года осужден Особым Совещанием при НКВД СССР по ст. 58-10. Удивительно, но наказанием по «расстрельной» статье священнику тогда стала ссылка. Всего на три года.
Не успев как следует обжиться, едва зарегистрировавшись в комендатуре, Николай Васильевич устроил в центральном парке занятия хорового кружка. На репетиции хора в главный городской парк бежали все от мала до велика.
«Похоже, что два года протоиерея Николая в НКВД просто терпели, – комментирует отец Александр, – может быть, наблюдали, ждали, когда он начнет проповедовать или как-то привлекать прихожан. Действительно, очень известный был человек. Но он не лез в политику, может быть, боялся за семью – его племянница с мужем и детьми жила в Коканде и была под особым присмотром у чекистов. Это были единственные его родные люди. Два старших брата отца Николая тоже были священниками, к этому времени они уже отбывали наказание на Соловках. Как обычному, очень, видимо, мирному человеку ему не хотелось повторять участь братьев. Но и сидеть без дела не получалось…»
Николай Васильевич был арестован по тому же делу № 723 «Об организации контрреволюционного центра». Его протоколы несколько раз передавались на доследование. Похоже, что особых зацепок для обвинения, кроме того, что Толгский – ссыльный священник, не было. В конце концов помощник областного прокурора отправил в НКВД окончательный вариант решения: «… Дело возвратить для выполнения определения облсуда. Изъять из дела все протоколы допроса, передопросить всех свидетелей и обвиняемого, указав в их показаниях, например: дискредитировал советскую конституцию и вождей партии и правительства – исключив фамилии, а постановление, заключение прокурора и приговор суда изъять из дела, скорректировать их, исключить всякие выражения, не могущие быть в уголовном деле».
Вскоре было вынесено обвинительное заключение, переквалифицированное по ст. 58-10 – «проводил среди населения антисоветскую агитацию, дискредитировал вождей партии и правительства, что предусмотрено ст. 58-10».
4 ноября 1937 года заседанием «тройки» УНКВД по Южно-Казахстанской области священник Толгский был приговорен к расстрелу. Расстрелян 11 января 1938 года.
Уже 19 ноября уголовное дело № 723 было закрыто за подписью временного начальника Южно-Казахстанского ОблУ НКВД капитана госбезопасности Кальнинга. К концу февраля 1938 года в живых не останется никого из арестованных.
В архиве сохранилось письмо от священника Владимира Преображенского. Письмо на имя капитана Кальнинга…
«Я считаю себя виновным только в том, что я религиозный человек. Никакой контрреволюционной работы я никогда не проводил, и меня арестовывали и ссылали только за то, что я верю в религию …При обыске у меня изъяты три стихотворения, два из них написаны лично мною, «Орленок» списан – не знаю где. Я лично не нахожу, чтобы эти стихи были контрреволюционного содержания. Я писал о своих личных думах и переживаниях. Хранил их как собственные произведения, а «Орленок» как память о своем убитом сыне…»
Понятно, что письмо не помогло. Владимира Преображенского расстреляли 31 декабря 1937 года. Ровно в полночь. Так записано в тетради коменданта тюрьмы.
…5 июня 1958 года двенадцать человек из шестидесяти четырех постановлением президиума Южно-Казахстанского областного суда были реабилитированы. Оправдательный приговор остальным обвиняемым по делу священников был озвучен в 1991 году.
Мало кто знает, что стены и потолок шымкенского храма Казанской иконы Божьей матери расписаны ликами тех самых священников. Это преподобный Севастиан Карагандинский, сосланный в «Карлаг», праведник Лука, священник Димитрий и митрополит Кирилл Казанский, служивший настоятелем шымкентского прихода. Их расстреляли за то, что они отказались отречься от веры.
«Уже несколько лет наша епархия поднимает вопрос об установке в Лисьей балке поклонного креста, – рассказывает отец Александр, – но слишком много бюрократических проволочек. Мы очень надеемся, что рано или поздно он появится. Большинство из погибших в Лисьей балке священнослужителей канонизированы в Русской православной церкви и считаются святыми новомучениками…»
…Сегодня в Лисьей балке мемориал скорби. Узкие тропинки – чтобы не тревожить, скамейки – посидеть и подумать. Молодая роща мемориала «Касирет» накрывает зеленым покрывалом всех без исключения расстрелянных в этом зловещем овраге. В братской могиле оврага сотни людей.
Уже 78 лет там не видели ни одной лисы…
Елена БОЯРШИНОВА
