На заре моей журналистской карьеры мне пришлось вести в газете рубрику под названием «02-факт».
Понятное дело, там я занималась связью общественности с органами внутренних дел. Помимо того, что мне приходилось освещать криминальные деяния незаконопослушных граждан, я еще должна была вникать в тонкости нашей пенитенциарной, то есть, уголовно-исполнительной системы. А значит, время от времени посещать ИТУ – исправительно-трудовые учреждения нашего города. Не скрою, мне это было интересно. Я будто попадала в другой мир – со своими законами и суровым подневольным распорядком. Любопытно было посмотреть изнутри: а какие они вообще, эти люди «за решеткой» при ближайшем рассмотрении? Воображение рисовало мне трагические коллизии изломанных человеческих жизней, и там – что ни судьба, то сюжет для детективного романа…
Помню мое первое посещение колонии. Начальник ИТУ – «хозяин», по их терминологии – без особой охоты, но все же разрешил мне пообщаться с заключенными. Выборочно, конечно. Но сразу же предупредил: «Все, о чем они будут вам рассказывать – заведомая ложь. Не берите в голову. Послушать их, так все они чуть ли не ангелы, на зону попали по чистому недоразумению – в результате происков врагов, простой невезухи и продажности судей. Не верьте ничему – у них для свободных ушей с воли припасены душещипательные легенды. А если копнуть, почти все они мерзавцы из мерзавцев. В тюрьму просто так не попадают»…
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЙ
Однажды, после очередной моей публикации на криминальную тему, в редакцию позвонил некто назвавшийся Сергеем. Попросил аудиенции. «Я, – говорит, – только недавно «откинулся» из зоны, читаю ваши статьи, и у меня есть своя история, которая вас должна заинтересовать»… Я решила, а почему бы и не выслушать? Тем более, что материал по твоей тематике сам идет к тебе в руки… Встретились. «За что сидел-то, Сергей», – спросила я. «Да в том-то и дело, что ни за что»! – ожидаемо ответил собеседник. Ну, думаю, началась «лапша на уши»… И вот, что он рассказал.
В те смутные перестроечные времена мужчины хватались за любую работу.
Однажды друзья предложили Сергею поехать с ними в Саратовскую область – поработать в какой-то строительной организации и неплохо подзаработать. У Сергея уже был опыт работы на стройке и поэтому его охотно взяли крановщиком. За короткое время он заслужил одобрение и доверие начальства, ибо делал свое дело добросовестно и не уходил в длительные запои, как было заведено у местных кадров.
Тот злополучный день начался обычно – надо было переносить на объекте бетонные плиты. Сергей уже поглядывал на часы – близилось время обеда. Но последняя плита вдруг сорвалась, полетела вниз и… приземлилась на стоявшую невдалеке легковушку. В ней находились мужчина и женщина. Обоих пришлось госпитализировать, но, к счастью, они остались живы. Закрутилось следствие. Вроде, было очевидно, что крановщик не виноват – скорее всего эту плиту на крюк подвесили ненадлежащим образом… Самое главное, к Сергею не могли применить ни одну статью – ну нет такого в Уголовном кодексе! Тем более, что потерпевшие сами нарушили элементарное правило собственной безопасности, известное даже ребенку: «Не стой под стрелой»!
За дело защиты Сергея взялась назначенная судом адвокатша – милейшая женщина, которая сделала свою работу для неимущего клиента, как и ожидалось. То есть, никак. Ее участие в суде ограничилось немногословной фразой: «Прошу моему подзащитному дать минимальный срок заключения ввиду смягчающих обстоятельств». И все. Села на место и принялась сосредоточено перебирать свои бумажки. Зато защитник интересов потерпевших – они были из «новых русских» – выступил блистательно. Их адвокат, видимо, за о-о-чень хорошие деньги представил дело так, что полет злосчастной плиты был ничем иным, как преднамеренным покушением на жизнь со стороны конкурентов по бизнесу. Сергей тут выступал как проплаченный киллер, а плита, вестимо, служила орудием убийства… По этой серьезной статье несостоявшемуся убийце светило от 6 до 12 лет. Сергею дали восемь. «Ты еще легко отделался», – сказал ему следователь на прощанье…
УЗНИК ПОНЕВОЛЕ
Начались зоновские будни. Первое время душило отчаянье – случившееся трудно было осмыслить. Потом Сергей понял: надо смириться, принять свое положение, как неизбежное зло, с которым предстоит жить долгие годы. Иначе можно сойти с ума. Он стал изучать местные порядки. Их своеобразную логику трудно было воспринять «нормальному» человеку.
«Первые четыре месяца меня поставили вязать хозяйственные мешки, – вспоминал Сергей. – Норма – семь мешков за смену. У меня же, с непривычки и без сноровки, выходило только два, хоть я и старался. В конце смены приходит контролер. «Сколько связал»? «Два». «За-а-дирай рубашку! Получай сдачу за пять невыполненных»! И – пять раз отваливает тебе дубинкой по спине. Ноги подкашиваются, боль адская, обида душит. За что»?!
Однако, человек ко всему привыкает. Привык и Сергей. При всем этом «насилии над личностью» он все же ухитрился не озлобиться, не подличать, хотя начальство не раз пыталось вербовать его в «добровольные помощники». Мог бы, конечно, согласиться – тогда бы и дубинок меньше получал, и в ШИЗО бы не попадал, и под амнистию мог бы подвернуться… Не захотел. Терпел. И почти без надежды на справедливость писал апелляции в суды разных инстанций. Сначала – по субординации – в областной суд города Саратова. Из области подтвердили его виновность с резолюцией «Приговор остается в силе». Последней надеждой был Верховный суд. Выше только Бог, на которого надо уповать, но не слишком надеяться – у Него и так много хлопот с человечеством…
Тут я сделаю небольшое отступление, чтобы рассказать о печальном опыте своего героя. Хоть и говорят, что всякий опыт для человека бесценен, но такого – врагу не пожелаешь… «В колонии складывается своеобразное братство, – рассказывал Сергей. – Но основано оно по принципу волчьей стаи. Поодиночке труднее выживать в экстремальных условиях, невозможно устоять против общего врага. А враги у нас были общие – это те, кто по службе был призван держать нас в клетке, на цепи. На цепи даже домашняя собачка может озвереть до полной дикости… Так и зеки. Посидишь там год-другой, и все понятия человеколюбия рассеиваются в прах.
Был у нас такой капитан Зорин – из тех, кто «перевоспитывал». Зверствовал больше всех и заслужил от контингента самую лютую ненависть. Там же, в зоне, работала и его жена, заведовала комнатой свиданий. Хорошая была женщина, тихая, вежливая. Однажды ее выкрали. Вернулась она только через два месяца, измученная, поседевшая. Что там с ней делали похитители – лучше не знать… А потерпела за мужа… Звери? Да, звери. Только после этого случая капитан стал другим, словно его подменили. Походил на побитую собаку, с зеками чуть ли не на «вы» разговаривал, и в Бога поверил… А вот еще случай, с замом по оперативной работе. Тоже погорел на жестокости – его потом в простые контролеры перевели. К нему в дом ворвались двое в масках. Прямо во время мирного семейного ужина. На стол положили гранату: «Ну что с.., говори, долго будешь на зоне беспредельничать»?! Куда деваться, тот пообещал, и надо сказать, обещание исполнил. Кто были эти мстители? Может, бывшие зеки, а может, родственники, получившие весточку из неволи… Вывод такой. Всякое действие рождает противодействие, ненависть порождает ответную ненависть. И самое парадоксальное, что эту ненависть между людьми взращивает и культивирует типа Воспитательное заведение – ЗОНА…
ТОРЖЕСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ
Сергей «отмотал» на зоне половину своего срока – полных четыре года. Тогда, наконец, ему и пришел долгожданный ответ из Верховного суда. «Вызывает меня начальник, – вспоминал Сергей. – Ознакомься с решением Москвы, говорит. Беру бумагу, руки предательски дрожат, готовлюсь к самому худшему и читаю: «Решением Верховного суда Российской Федерации считается невиновным. Подлежит освобождению в течение трех суток».
Трудно описать мои чувства. Сначала – дикая радость, потом – острая боль. В голове стучало: «Да, они признали мою невиновность, признали. Но эти же четыре года из жизни никуда не выкинешь, не сотрешь из памяти? За что мне было это наказание»?! Кажется, я заплакал, а начальник отечески так сказал: «Вот видишь, правда – она всегда пробьет себе дорогу. Есть у нас в стране справедливость»… Трое суток до освобождения показались мне вечностью. Но наконец я вышел за порог зоны. Никто не встречал. Будущее рисовалось смутно. Я уже заранее знал, что столкнусь с серьезными трудностями – с жильем, с пропиской, с устройством на работу… К таким как я, бывшим «седокам», гражданское общество относится насторожено, если не с опаской. На нас лежит словно какая-то особая Каинова печать, клеймо изгоев, перешагнувших рамки добропорядочного человеческого бытия. И все же – это была свобода! Пусть и обретенная такой дорогой ценой»…
Дальнейшая жизнь Сергея оказалась мне неведома – он пропал из поля моего зрения так же неожиданно, как и появился. Поэтому, не буду растягивать финал, а тем более, долго морализировать. Мол, жизнь есть жизнь, в ней все бывает – и похлеще, и потрагичнее… Одно несомненно: в судебной системе тоже случаются сбои. Наверное, какой-то процент «поверженных», как на боевых учениях, всегда имеет место. И не дай нам Бог попасть в это число…
Елена ЛЕТЯГИНА
