Уже не помню, от кого я услышала такую мысль: «Если у тебя черная полоса в жизни, не смотри на тех, кто благополучен, а посмотри на тех, кому гораздо хуже тебя».
Зато помню, что от этой сентенции, вроде бы, не лишенной житейской мудрости, на меня пахнуло какой-то мелкой подловатостью. Мол, давайте-ка посмотрим на сирых и убогих, на тяжело больных или погорельцев, и в сравнении почувствуем себя на высоте – да я же просто счастливчик!
Мне в жизни повезло встретить подругу, на которую судьба обрушила немыслимые испытания. Но постоянная борьба с невзгодами с каждым разом только укрепляла ее дух и придавала свежие силы. И, глядя на нее, с любого слетал налет превосходства, рядом с ней ты, наоборот, чувствовал какую-то психологическую слабину: я бы такое не потянул…
БЕЗ СЧАСТЛИВОГО ДЕТСТВА
Отца своего Таня не помнит. По версии матери, умер, когда она была маленькой. Мать всю жизнь «пахала» – и в прямом смысле, и в общепринятом. Пешком ходила в поисках работы по маленьким селам с русскими названиями, каких немало в то время было в окрестностях Белых Вод. Помогала вспахивать частные земельные участки, даже строила кошары, бралась за любую черную работу, словом, «шабашничила». И к тому же, крепко прикладывалась к бутылке. Как все это сочеталось с воспитанием маленького ребенка, я лично не представляю, да и не мое это дело.
Потом, словно ниоткуда, родилась младшая сестренка. Двоих детей матери было не прокормить, поэтому старшую Таню тут же определили в детский дом. Татьяна не любила обсуждать эту тему, но если уж затрагивала, то с горечью и невысказанной обидой. И вот, в детдоме случилось несчастье. Как-то раз с группой «единомышленников» пошли набегом на близлежащие сады. Пришлось уносить ноги от сторожа. Перебегая дорогу, Таня споткнулась и выкатилась прямо под колеса проезжающей машины. Девочку спасли, но правую ногу по колено пришлось ампутировать. В то время ей было восемь лет.
Так, «по несчастью», Таня наконец оказалась дома – инвалиды в детдоме были не нужны. Трудно даже представить, как складывался тогда быт этой семьи… Таня стала нянькой для своей маленькой сестренки. Передвигаясь на костыльках, она умудрялась и прибраться в доме, и приготовить нехитрую еду, которой и встречала с работы свою уставшую и не очень трезвую мать.
На улице, если случалось там бывать, ее особенно донимали жестокие дразнилки соседских ребятишек. Именно в то время Таня и решила про себя: буду как все! И как же ей хотелось бегать! Бегать, и когда-нибудь догнать самого страшного своего обидчика – и огреть хорошенько, костылем…
Где-то лет к 14-ти Таня была уже вполне самостоятельным и не по годам серьезным целеустремленным человечком. Любимым литературным героем у нее был обмороженный Алексей Мересьев из «Повести о настоящем человеке», ну там, если кто помнит, летчик с ампутированными ногами снова стал летать. В это время, после долгих хлопот и мытарств неравнодушных людей, из Ленинграда удалось выписать какой-то усовершенствованный протез. Это было такое счастье! Однако, протез долго не «притирался». Нога кровила. Но все равно, каждое утро, снова и снова, Таня начинала свою тренировочную пытку. В старших классах уже никто не осмеливался ее дразнить. Да что там – намекнуть даже! И догнать могла, и хорошенько врезать. Она, как и хотела, стала «как все», но только намного сильнее и закаленнее душой…
ЖИЗНЬ В УЧЕНИИ ИЛИ УЧЕБА ЖИЗНИ
После школы Таня поступила в Чимкентское музыкальное училище, где, кстати, мы и познакомились. Ее приняли на хоровое-дирижерское отделение. Туда брали без первичного музыкального образования, но Таня обладала несомненными способностями – чистым высоким голосом и тонким слухом. Помнится, тогда было модным слегка бравировать легкостью познания наук – выказывать излишнее усердие считалось чуть ли не дурным тоном. Таня же буквально вгрызалась в программу, без труда уклоняясь от шумных студенческих развлечений. Жила в общежитии, только изредка навещая мать и сестру. Как помню, все иногородные студенты ждали почту как манну небесную. Поскольку помимо душевных писем родные присылали им регулярные денежные переводы – на 30 рублей стипендии было не прожить.
Татьяна переводов не ждала. По вечерам она постоянно где-то работала. Одно время – санитаркой в какой-то больнице, где практиковались частые ночные дежурства.
Наутро, с воспаленными от недосыпа глазами, она занимала класс и «читала» трудноподдающиеся хоровые партитуры. На мои замечания, мол, не надрывала бы ты себя ночными дежурствами, Таня терпеливо разъясняла, что ночной труд дороже стоит. А, значит, о чем разговор… Чуть позже она нашла себе более престижную работу – почти по-специальности. Никольской церкви, по счастью, требовались певчие, и Танин сопрановый звонкий голос нашел себе прямое и логичное применение.
В отличие от основной студенческой братии, Таня пела в церкви не только для дополнительного заработка. Она пела осмысленно и осознанно, наполняя свою певческую работу духовным нравственным смыслом. Похоже было, что в этих величавых песнопениях она черпает новые силы и замаливает судьбу, которая была к ней так несправедлива. «Знаешь, после службы мне становится как-то легче», – сказала она однажды. И это с ее-то ногой! Простоять всю службу два-три часа, практически ни разу не присев для отдыха – это и для здорового человека было не пустячным делом…
Но вскоре Тане пришлось принять очередной удар судьбы, так и не внявшей ее молитвам – отчисление из музыкального училища. Учеба и так давалась ей не легко, а тут еще вышел какой-то конфликт с педагогом… Может быть, все можно было как-то утрясти – поплакаться, повиниться – но Таня никого ни о чем не хотела просить. Просто взяла и уехала. Позже она мне призналась: «Знаешь, ведь самым сложным для меня была не учеба, а постоянное чувство своей неполноценности. Никому не понять, как мучительно было ждать, когда девчонки в комнате на ночь выключат свет, чтобы снять проклятый протез… А утром проснуться раньше всех, чтобы его пристегнуть опять… Врагу не пожелаешь».
ПО ЖИЗНИ – ТВЕРДОЙ ПОХОДКОЙ
После отъезда Тани домой, жизнь нас разлучила на несколько лет. Лишь из редкой переписки я знала о главных перипетиях ее судьбы. Главное, дома она оказалась на редкость востребованной. В этом глухом городке пригодились и ее, хоть и не законченное, музыкальное образование, и хороший голос, и начитанность, и житейская пробивная сила. В клубе Таня вела небольшой хоровой кружок и, по совместительству, заведовала крохотной «передвижной» библиотекой. Для того, чтобы мобильно объезжать «подшефные» деревеньки, она, наконец-таки, купила себе вожделенный мотоцикл. Сбылась мечта детства: ей часто тогда представлялось, что вот она, на глазах ошарашенных пацанов, садится на свой блестящий мотоцикл – и лихо дает по газам…
По выходным еще пела в церковном хоре. Была, конечно, основной добытчицей в семье. Вроде бы, жизнь устоялась, максимально приблизившись к относительному благополучию. Но Таня никогда не верила затишью, как-будто знала – это перед бурей! Так и вышло – вскоре сильно заболела мать. Диагноз неутешительный – онкология, рак желудка. Маму определили в Чимкентский онкодиспансер, провели там все положенные процедуры, ну, химиотерапию, облучение… Мать чахла на глазах, и Таня решительно забрала ее домой. Стала лечить сама. И вылечила! Секрет успеха Таня и сама не знала. Пробовала все, что можно протолкнуть внутрь: свеклу, чистотел, еще какие-то травы, деготь и даже – не к столу будет сказано – толченых дождевых червей!
А потом грянула перестройка. Это для нас, вполне благополучных, ломка привычных жизненных устоев стала ужас-ужасом кошмарным. Но не для Тани. Для нее это было просто новым испытанием: подумаешь, очередной удар молотом по наковальне судьбы…
В общем, и в перестройку она вписалась так же легко, как освоила мотоцикл. Закрылся клуб, упразднили библиотеку? Ничего страшного! Таня стала шить на дому. Стартовала с наволочек и пододеяльников, а закончила моделями из забугорных журналов. Обшивала всех модниц в своей глуши. Сначала провинциальные дамы расплачивались с ней бартером – салом, яйцами и прочей провизией. Но потом вместе с женами местных боссов пришли и деньги.
Работа на дому Татьяну устраивала по всем статьям – никакой официальной зависимости от казенного места, зато достаточно времени для дома, небольшого сада-огорода и не слишком здоровой матери… Да, было время, когда ее все же уговорили поработать на «чужого дядю». Хозяин был по сельским меркам весьма денежным мужчиной, держал «шубо-дубленочный» цех, имел дело с ценным мехом и богатой клиентурой. Заработок у Тани был весьма неплохой – плохой для нее стала аллергенная меховая взвесь… Она с радостью вернулась к домашней работе, там душе ее было спокойно. К тому же, Таня обладала бесценным внутренним знанием, что несмотря ни на какие потрясения – она, как в песне, никогда и нигде не пропадет…
По этическим причинам я не вправе рассказывать про дальнейшую жизнь своей подруги – судьба ее и так узнаваема. Скажу только, что нашла она и свое женское счастье, о котором раньше и подумать не могла. Ей все и всегда давалась трудно. Но всякий жизненный барьер она преодолевала стойко – без ропота и стенаний.
Так вот, если в моей жизни наступали тяжелые времена, я не смотрела на благополучных людей, не оглядывалась на сирых и убогих, а равнялась на тех, кто после любой каверзной подножки судьбы – каждый раз поднимался с колен…
Елена ЛЕТЯГИНА
