В гости к Анне Николаевне Корякиной я приехала за очередной порцией жизненных историй, к которым наша газета проявляет самый жгучий и неподдельный интерес.
Познакомили нас заочно. Сказали: она может много чего рассказать о прошлом, о людях, о себе, потому что прожила в своей педагогической ипостаси долгую и насыщенную жизнь. Прекрасная рассказчица, обладающая редким качеством неравнодушия к чужим судьбам и умеющая подмечать характерные детали в общей картине бытия…
Надо было познакомиться, выслушать и убедиться.
«Можно я расскажу две истории, одну чужую, вторую – из собственной жизни?» – спросила Анна Николаевна вначале нашего разговора. Конечно, можно! Ибо наша коллективная «Шкатулка памяти» вместительна до бесконечности, и для любой человеческой истории в нем найдется свое достойное место…
ВСПЛЫВШАЯ ИСТОРИЯ ДЕТСТВА
«Когда мне было 14 лет, я поступила в медицинское училище в Ленгере», – начала свой рассказ Анна Николаевна. «Почему так рано? Если помните, были времена, когда в средне-специальные учебные заведения принимали после 7 класса средней школы. Так вот, отучилась я там положенные три года по специальности «детская сестра». В 17 лет уже была направлена на работу в детское отделение больницы имени Абая, которая находилась в Славянке. Сама еще почти ребенок, а уже – молодой специалист»…
«Так вы родом из Ленгера?» – не удержавшись, встряла я в повествование. «Нет, я вообще-то родилась в России, но это уже другая, хотя и сама по себе интересная история»…
И тут наш разговор вырулил к самым истокам, к раннему детству моей собеседницы. Приведу его вкратце – не у всех так складывается детская пора…
«Моя семья тогда жила под городом Кировым, это бывшая дореволюционная и нынешняя Вятка. Село называлось Кресты. Воспитывали меня бабушка с дедушкой – в три месяца меня у них оставила мать и отправилась на поиски лучшей жизни. Моим воспитателям в то время уже было по 70 лет. Недостатка в любви и заботе у меня не было, я называла бабушку мамой, и, наверное, вовсе бы не задумывалась о своих настоящих родителях, если бы не замечания моей одноклассницы. «А почему у тебя такие старые мама и папа», – заметила она, как-то раз увидев их в школе. Я приступила дома с распросами, мне все честно объяснили, и большой трагедии я тогда не ощутила. А чего было страдать? Родную маму я никогда не видела и не знала, никаких лишений не испытывала, а наоборот – росла в атмосфере достатка и безграничной любви. Вообще-то, мою маму уже все похоронили. После того, как она оставила меня младенцем у своих родителей, от нее не было никаких вестей – целых восемь лет! Ее даже в церкви поминали как умершего человека…
Только спустя годы мы узнали, что мама, пристроив меня к родителям, второй раз вышла замуж (отец мой погиб на войне) и уехала с новым мужем в далекий узбекский город Термез. И все-таки с мамой мне удалось познакомиться. Однажды, когда я уже училась во втором классе, на пороге возникла незнакомая группа из трех человек – женщина, мужчина и маленькая девочка. Как сейчас помню, дедушка лежал на кровати, а я читала ему какую-то сказку про разбойников… Бабушка в это время подкапывала картошку. Дед только ахнул: «Люба!». А вбежавшая бабушка чуть в обморок не упала… Я же в это время с испугу забилась под кровать. До сих пор из памяти не выветрилось, насколько меня поразило шикарное «городское» платьице моей, как оказалось, сводной сестры. Не забыла и легкую обиду на то, что ничего подобного из одежды мама мне привезти не догадалась… Вторая обида мне была нанесена, конечно, не сознательно, но в самую уязвимую точку детской души. Мама привезла с собой неведомый в наших краях экзотический фрукт – лимон. Пришло время чаепития, закипел самовар, мама разливает чай по стаканам, добавляет каждому по кусочку лимона… а про меня словно забыла! Что со мной было тогда! Я прибежала к бабушке на кухню, уткнулась в фартук и рыдала так горько и отчаянно, что и остановить было нельзя… Как только бабушка меня не успокаивала. Говорила, что он, лимон, кислый до невозможности. Обещала нарезать целый фрукт – специально для меня. Еле успокоила, а осадок остался навсегда…
Пробыли у нас они недолго, на время отпуска, а когда собрались уезжать, зашел, вроде бы, разговор о том, чтобы меня забрать с собой. Я была в ужасе. Ведь за все это время я не почувствовала от мамы никакой особой теплоты – ни на руки меня ни разу не взяла, ни слова ласкового не сказала… Однажды слышу такой разговор деда с матерью: «Нет, Любка, вижу, не нужна она тебе – чужие вы стали, я ее не отдам»… И та не стала возражать.
И все же пришло время, когда моя судьба переменилась самым кардинальным образом. Я к тому времени уже окончила семь классов, а дальше – никаких перспектив для дальнейшей учебы в нашей деревне не было. А если работать, то только дояркой или телятницей. Я, собственно, ничего зазорного в этом не видела, но взрослые смотрели на это иначе. Они хотели для меня другого, более достойного будущего, да еще, к тому же, возраст брал свое… Решено было отправить меня к родителям, у которых тоже в жизни случились перемены. Из знойного Термеза отчима перевели в казахстанский городок Ленгер, там он занимал довольно неплохую должность в каком-то строительном управлении. Мать же работала в торговле, что по тем временам всеобщего дефицита было хлебным и престижным местом… Так я и очутилась в Ленгере.
ИСТОРИЯ ИЗ «ВЗРОСЛОЙ» ЖИЗНИ
Вот таким образом, через глубокий и обширный экскурс к истокам жизни, мы вернулись к начальному разговору. К тому периоду профессионального становления, когда молоденькая медсестра Анечка заступила на работу в больницу сельской Славянки.
«Поначалу было трудно, – вспоминает Анна Николаевна. – Но какие там замечательные люди были! А я даже уколы внутривенные боялась делать… Но никто не упрекал, не раздражался, все старались помочь, подсказать, ободрить. И вот, в первый же год работы случилась со мной история, о которой не могу забыть. Тогда я впервые встретилась с реальной жизнью и узнала цену человеческим поступкам – столкнулась и с равнодушием, и с душевностью, и с отзывчивостью…
Лежал у нас в больнице молодой человек – не берусь вспомнить сейчас его диагноза, но что-то неладное было у него с головой. В общем, пришла необходимость отправить его в психбольницу, которая находилась в Сайраме. А кого послать для сопровождения больного? Весь персонал занят, а я, вроде как, самая молодая и неопытная, и без меня больница не пропадет… В общем, сопровождать направили меня. Села я в машину скорой помощи налегке, в одном халатике: ну, думаю, отвезем его быстренько, оформим документы «приема-передачи» – и сразу обратно. Но без приключений не обошлось. Захотелось водителю чего-нибудь перекусить по дороге, ну и заскочили мы в какую-то столовку. Поели. Вдруг шоферу пришла мысль: давай, говорит, и нашего пациента угостим, ведь взрослый мужик, тоже, небось, кушать хочет… Открывает дверцу, а наш больной вдруг как выскочит на дорогу! Лег на землю – не сдвинуть с места. Вокруг сразу собралась толпа. Еле-еле мы его все-таки в машину затащили, но я долго не могла в себя прийти…
К назначенному пункту мы добрались уже затемно, где-то в 9 вечера. Стучимся, нам никто не открывает. Наконец, кто-то откликнулся и сходу: зачем вы его сюда привезли, кому такое в голову пришло, ничего не знаю, врачей нет, кто его принимать сейчас будет, ну и все в таком же духе. Хоть назад вези этого сумасшедшего… Все-таки нас впустили. Мой водитель тут же объявил, что ему надо обязательно в Славянку возвращаться, мол, скорая помощь срочно кому-то может понадобиться. А меня оставили дожидаться начальства. Кинули какой-то тюфячек, и оставили на ночь в психушке… До сих пор, вспоминая об этом, дрожь пробирает…
Утром, уже от главного врача я снова выслушала всю ту же песню: а зачем вы его сюда привезли, вы там с ума посходили что ли… Но приняли, наконец, нашего бедолагу и сразу потеряли ко мне всякий интерес. И вот стою я на пороге этого дурдома – невыспавшаяся, продрогшая в своем халатике, голодная и потерянная. Куда идти – не знаю. За душой ни копейки денег. Как добраться до Славянки – ума не приложу. Иду по двору, а там какой-то мужчина метлой метет. Он и подсказал мне обратиться в милицию, указав направление: может там, говорит, чем-нибудь да помогут… И правда, пустили меня к начальнику милиции. Тот, выслушав мою историю, прямо возмутился: как могли девчонку бросить на произвол судьбы? Спросил: и покушать не предложили? Приказал дежурному принести мне чай и еще что-то из еды, уже не помню… Вот не поверите, с этих пор у меня самое теплое отношение ко всем служителям порядка, чтобы там ни говорили…
В общем, взяла меня милиция под свое крыло. Выписал мне начальник какую-то справку, даже печать поставил. Позвал своего подчиненного, чтобы тот посадил меня на попутную машину. Водитель остановленного грузовика стал было говорить, что едет он отнюдь не в Славянку, мол, не по пути. Ничего, говорит милиционер, довезешь, куда тебе надо, а там пересадишь на «Славянское» направление, или доставишь в тамошнее отделение милиции – там разберутся… Так и пересаживали меня «по эстафете» – видимо, справка возымела действие… Последнему моему водителю вообще было наказано, чтобы довезли меня точно к порогу больницы, так сказать, передали с рук на руки. Вот так благополучно и закончилось мое приключение. Разве можно такое забыть?»
Свой рассказ Анна Николаевна часто перемежала отступлениями от темы, чтобы словами благодарности вспомнить поименно людей, помогавших ей на дороге жизни. Вспоминала своих учителей школьной поры – с восхищением и преклонением. Может, поэтому она позже, окончив Педагогический институт, и выбрала непростое учительское поприще? «Какие тогда были учителя – даже трудно сейчас представить! Да, жили скромно, если не сказать бедно, но сколько в них было благородства и достоинства! И никто никогда не кричал. Да что там – голоса не повышал! Они даже к самым маленьким относились, как к людям, заслуживающим уважения, и мы, в свою очередь, отдавали им дань признательности и открывали им навстречу свои чистые души»…
Анна Николаевна, как и обещала, рассказала мне еще одну историю – уже касающуюся чужой судьбы, но которая поразила ее своей необычностью и трагизмом. Что ж, придет время, и этой историей я с вами поделюсь…
Елена ЛЕТЯГИНА
