Леониду Ильичу Брежневу, который руководил СССР почти два десятилетия и с чьим именем связана целая эпоха в истории страны, 19 декабря исполнилось бы 110 лет.
Никому из советских руководителей не пришлось начинать свою жизнь так тяжко, как Брежневу. Его юность и молодость – это каторжный труд и бытовая неустроенность. Он работал грузчиком, почти что нищенствовал. Уехал на Урал, чтобы заработать на жизнь. Хотел получить хорошее образование, но не вышло. Он страстно мечтал выбиться в люди и не жалел сил, прорываясь наверх.
В 1929 году Брежнев заполнил единую партийную анкету. Национальность – украинец. (Во всех документах Леонид Ильич называл себя украинцем, и в паспорте, который ему выдали в 1947 г., указано – украинец, и только потом, когда этот анкетный пункт заимел значение в кадровых делах, стал русским.) Сколько всего учился – четыре года. За границей – не был. Земли – нет, рабочего скота – нет, коров – нет. И грустное «своего дома не было и нет».
В 1935 году Леонид Ильич своим красивым разборчивым почерком написал очередную автобиографию, в которой, в частности, говорится: «В 1921-22 гг., работая на селе, вступил в комсомольскую организацию, здесь я впервые начал познавать и чувствовать на себе лично классовую борьбу, и, как всегда, мы побеждали». Уверенность в себе, умение создавать команду и сообща одерживать победы – вот его ключ к политическому успеху.
Комсомольский билет позволил поступить в Курский землеустроительный техникум, где ему дали стипендию в 10 рублей в месяц и койку в общежитии. Все годы, пока учился, зарабатывал на жизнь грузчиком на железнодорожной станции. Он благополучно переходил с курса на курс, но большого интереса к учебе не было. Его образование осталось очень скудным, он не испытывал желания пополнить свои скромные познания и до конца жизни читал крайне редко и мало – только газеты и журналы типа «Огонька», «Крокодила», «Знание – сила». Брежнев не освоил даже правил орфографии, самые простые слова писал с грубыми ошибками. Но не упускал ни одной возможности, которая перед ним открывалась, и никакой работы не чурался.
В техникуме он получил ценную профессию землеустроителя, но в характеристике 1927 г. особо отмечено: «…а также тов. Брежнев завоевал авторитет от населения как массовик».
Поразительная деталь: совсем молодой человек, не слишком грамотный, заботливо сохранял все свои служебные документы, даже газетные вырезки. Не писал и не говорил ничего, о чем потом пришлось бы пожалеть, практически ничего в своей биографии не скрывал и прошлое не переписывал.
В Каменском металлургическом институте он не столько учился, сколько «шел по общественной линии»: председатель профкома, секретарь парткома. Это больше всего отвечало его характеру и природным данным.
В октябре 1935 г. (ему было уже 29 лет) был призван в Красную армию. Он должен был служить рядовым, но добился, чтобы его направили курсантом в Читинскую танковую школу – наверное, потому, что получил инженерное образование. Там быстро разобрались, что инженер он так себе, зато «массовик» очень хороший, назначили политруком роты и уже через год уволили в запас.
Массовые репрессии открыли молодому симпатичному человеку с рабочим прошлым и армейской закалкой дорогу к большой карьере. В 1938-м перевели в областной центр, в Днепропетровск. В обкоме поставили заведовать отделом торговли. Торговлей Леонид Ильич никогда не занимался, но это было время, когда на такие мелочи не обращали внимания. Умеет руководить, понимает линию партии – значит, справится с любой должностью. «Руководить», то есть ладить с начальством и подчиненными, у него явно получалось. Во всех характеристиках встречается одно и то же слово: «массовик».
Он сразу становился, что называется, душой любой компании. Крепко сбитая коренастая фигура, привлекательное лицо с выразительными глазами под густыми бровями: «знатный хлопец» – говорили о нем на Украине. Все в нем казалось постоянным, значительным и спокойным. Он любил декламировать стихи (особенно Есенина), сам их потихоньку пописывал (плохие и неграмотные), неплохо пел, рассказывал анекдоты и байки, и все это артистично и талантливо. Он был внимателен и доброжелателен ко всем людям, и они это ценили. Он сразу понимал, как с кем разговаривать, от члена Политбюро до уборщицы. Он всегда нравился женщинам, и они ему очень нравились. Обычно его звали просто «Леней». А еще к нему приклеилось прозвище «балерина» – легкая такая, веселая, порхающая, которой легко крутить…
7 февраля 1939 г. его избрали секретарем обкома по пропаганде и агитации. Это был по-настоящему высокий пост. Но идеологическая работа Брежневу не нравилась. Много лет спустя, вспоминая свою «идеологическую должность», генсек Брежнев заметил брезгливо: «Ненавижу эту тряхомудию! Не люблю заниматься бесконечной болтовней!» Читая «свои» речи, написанные помощниками, говорил: «А вот это вычеркните! Все равно же никто не поверит, что я Маркса читал».
На фронте Брежнев был, разумеется, начальником политотдела. А кем еще он мог быть? В атаку роты не поднимал, занимался пропагандой, печатью, ведал приемом в партию, разбором персональных дел. В армейской среде он чувствовал себя неплохо и нравился подчиненным. У него был природный юмор, к своим офицерам относился по-человечески.
Начальником политотдела 18-й армии он стал 1 апреля 1943 г., когда уже шли бои на «Малой земле», но эту героическую страницу прочно связали с именем Брежнева. Но сам на этот плацдарм приезжал нечасто. За всю войну его ни разу даже не ранило, но однажды катер подорвался на мине, его оглушило, контузило, моряки еле вытащили из воды. А главное – ему вдребезги разнесло челюсть. Спустя 30 лет, когда дикцию Генерального секретаря передразнивали в любой курилке, в любом анекдоте, никто не объяснил людям, что это – последствие давней боевой контузии.
Случилась с ним и обычная тогда история: на войне сошелся с красивой медсестричкой, жил с ней. И когда приехал к своей жене разводиться, она потребовала, чтобы он сам сказал детям, что уходит из семьи. Дети бросились ему на шею, и Брежнев не нашел в себе сил их оставить.
Под самый конец войны Л. И. Брежневу присвоили звание генерал-майора. Хотя он постоянно жаловался, что его не двигают по службе, «зажимают». Зато ему очень повезло, что стал участником парада Победы на Красной площади в июне 1945 г. Эти кадры часто показывали в те годы, когда он был главой партии и государства. Бравый веселый генерал смотрелся очень выигрышно.
С войны у Брежнева осталось глубокое уважение к фронтовикам. Он любил с ними встречаться, помогал чем мог. Восстановил отмененный Сталиным День Победы, в 1965 г. распорядился сделать 9 мая выходным. И еще: искренне считая себя обделенным наградами, он совершенно по-детски обожал получать их сам (на подушечках за его гробом несли аж 117 штук) и награждать других. В первый же его год на высшей власти количество отмеченных орденами и медалями выросло в двадцать раз! Поток наград за выслугу лет или к юбилею, или по случаю окончания пятилетки обижал тех, кто получил орден или медаль за реальный подвиг. Завотделом адморганов ЦК Н. И. Савинкин пожаловался Брежневу: «Надо бы прекращать присваивать звания и раздавать ордена. Совсем обесценились!» Брежнев удивился: «Тебе что, Коля, железа жалко? Пусть получают! Получат, выпьют, настроение поднимется, работать будут лучше. Зачем их этого лишать?» (Но, кстати, свою звезду Героя Социалистического Труда он получил совершенно заслуженно: как секретарь ЦК КПСС, который курировал военно-промышленный комплекс, включая развитие космической техники, и конкретно за подготовку полета Ю. Гагарина.)
Не злой по натуре человек, он стал частью партийного аппарата, а там понимали, что такое власть, и в борьбе за нее вели себя соответственно. Когда созрел заговор против Н. С. Хрущева, Брежнев предлагал тогдашнему председателю КГБ В. Е. Семичастному физически избавиться от Хрущева, устроив аварию самолета, автомобильную катастрофу или отравление или арест.
Его считали либеральным, мягким, зла он никому не делал. По словам дочери Хрущева Рады Никитичны, он был «милый, несколько сентиментальный человек». Эта мягкость ввела в заблуждение его соратников, они решили, что «Леней» можно будет командовать. Его считали руководителем слабым, временным, а стране нужна крепкая рука, и думали, что Леониду Ильичу придется уступить место более сильному лидеру – Шелепину или Подгорному. Но помаленьку-потихоньку, без катастроф и отравлений, Брежнев убрал с дороги всех своих соперников и заменил их преданными лично ему людьми.
Огромной силой отличалась брежневская манера руководить. Сам «подкопавший» Хрущева, он прекрасно понимал, что сидит на своем месте только до тех пор, пока он будет устраивать «номенклатуру», партаппарат. Поэтому даже в отпуска по 2-3 часа в день сидел на телефоне, обзванивая «соратников». Звонит первому секретарю захудалого обкома партии, здоровается, интересуется, как дела, как семья, дети, внуки (все эти подробности он знал досконально), не надо ли чем помочь, а потом спрашивает: «Вот, Иван Иваныч, задумали мы, понимаешь ли, то-то и то-то. Как твое мнение, что ты лично об этом думаешь?» Собеседнику приятно, он «тает» – и хотя его мнение ровным счетом ничего не значит, все равно же приятно…
Страна, уставшая от сталинской жестокости и от хрущевских неожиданностей, хотела жить нормально, сытно, спокойно, стабильно. Партаппарат хотел того же, а еще не бояться ночных арестов или внезапных реформ. Вот именно это «дорогой Леонид Ильич» и обеспечивал. Не деспот, никогда не подписывающий важных бумаг, не добившись общего согласия, вполне предсказуемый, спокойный, приветливый, уважительный, доброжелательный, совсем «свойский», с простыми и понятными привычками (насчет охоты, ставшей его главным развлечением, он часто повторял: «Надо есть мясо диких животных, в них много микроэлементов!»).
В свое время Никита Хрущев, пытаясь сделать эффективной социалистическую экономику, решить груз социальных проблем, перепробовал все варианты, возможные в рамках существовавшего политического строя. Выяснилось, что эта система реформированию не подлежит. Либерализация строя и реформация командно-административной экономики ведет к полному краху. Поэтому политика Л. И. Брежнева состояла в том, чтобы не менять по возможности ничего. Он верил, что сумеет улучшить жизнь людей без коренных перемен, и делал только то, что не требовало больших усилий.
Какое-то время общество и Брежнев были довольны друг другом, поскольку ничего друг от друга не требовали. «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем». Платили, конечно, немного, но при скромных потребностях народа хватало. Глухое раздражение снималось дешевой водкой. Страна спивалась, зато не надо было вкалывать, выкладываться, чего-то добиваться, придумывать. Требовалось только немного лицемерия: поднимать руку на собрании, ходить голосовать, произносить некоторые ритуальные слова.
Брежневские годы были временем упущенных возможностей, впустую растраченных сил. Брежнев принял страну, ждущую обновления и мечтавшую о движении вперед, а оставил разочарованную, развращенную неприкрытым лицемерием и сильно отставшую от наиболее развитых стран. Сам он этого, разумеется, не хотел, но получилось так, как получилось. А сейчас все больше тех, кто воспринимает Брежнева как символ спокойствия и надежности, стабильности и справедливости – всего того, что так хочет народ…
Михаил КУПЕРИН.
