При упоминании имени Александра Сергеевича я вздрагиваю. С великим русским классиком я познакомилась в четыре года, тогда же получила «привилегию» чистить поэта.
Я как раз впервые приехала в гости к бабушке в Чимкент. Именно приехала – отец посадил меня на самолет «Новосибирск-Ташкент» и помахал рукой. Незнакомая еще моя бабушка встретила дите в ташкентском аэропорту и мы долго тряслись в разбитой «Волге», мне казалось, что до бабушкиного дома мы ехали вечность. А поскольку мама моей мамы была женщиной крутого характера, обязанности по дому я получила сразу. Без лишних сюсюканий и баловства.
Бабушка в то время директорствовала в школе и заниматься домом и мной соответственно, ей было совершенно некогда. Поэтому я или болталась в школе, или у соседки бабы Тани, или была закрыта дома в связи с уборкой. Уборка была частой. Книг у бабушки было немерено! Мне казалось, что я живу в каком-то книжном замке и когда за бабушкой закрывалась дверь, книжные полки превращались в неприступные стены моей крепости. А юный Пушкин – его маленькая фарфоровая копия за фарфоровым столом – вызывал у меня панический ужас! А вы помните, как мылись и чистились статуэтки при отсутствии губок и гелей для мытья?
В день уборки бабушка ставила передо мной тазик с теплой водой, тряпку и сотоварищей Пушкина. К нему в друзья набились фарфоровая девочка в русском костюме, страшно тяжелый каменный олень с ветвистыми рогами, костяные птицы на ажурной резной подставке и масса шкатулочек из стекла и металла… И все они должны были вернуться на книжные полки чистыми!
«Кто этот мальчик?» – спрашивала я бабушку, и в ней просыпался педагог. Через пару месяцев после приезда я могла уже сносно рассказать пару тройку четверостиший из его стихотворений, а «Буря мглою небо кроет…» завывала так, что бабушка разбивала ладони в рукоплесканиях.
Через полгода я уже читала – учительский талант бабушки дал свои плоды. И синие книги Пушкина с золотым тиснением на переплете стали моими первыми книгами. И мытье Александра Сергеевича стало обыденным делом, похоже, я привыкла…
Я уезжала от бабушки, возвращалась, уезжала снова. Росла, училась, взрослела. Не видела ее годами. И вновь возвращалась. Проводила ее в последний путь. В девяностые она много болела, а денег почти не было. И бабушка очень сокрушалась, что не заработала ничего и нечего продать. Кому нужны ее фарфоровые Пушкин с девочкой и каменный олень, почти прозрачные слоники под абажуром торшера? А мне через десятилетия казалось, что дороже этих милых вещиц нет ничего на свете. Они – моя с бабушкой история.
И сейчас также кажется. Пришла подруга – руки в боки: «Ты зачем весь этот хлам оставила? Выбрасывай сейчас же! На кой ляд тебе сдались эти пухлые ветхие папки, старые чемоданчики и во-о-он тот рыжий портфелишко?»
Как? В них и на старых книжных полках вещи-ниточки, они отматывают мою жизнь назад, возвращают меня в жизнь еще до рождения!
Как бы я узнала, что моя бабушка, будучи совсем девчонкой – в сорок третьем ей исполнилось 24 – стала секретарем Арысского райкома партии? А в этом рыжем портфельчике скрупулезно, по-учительски подшитое, лежит ее личное дело с приказами и распоряжениями. В ее задачу входило собирать по району детей и организовывать школы. Чтобы даже в самом далеком ауле района была школа. Ну и что, что один класс. Ну и что, что война. Дети должны учиться… И о том, что бабушка с мамой в один год поступали в институт? Бабушка, выпускница первого потока учительского института Чимкента 1938 года, директор школы имени Кирова, и мама – выпускница ленинской школы. Из облоно пришло в тот год распоряжение: всем руководителям школ получить высшее образование во Фрунзе. Диплом Учительского посчитали недостаточным.
Все документы у бабушки по-порядку, друг за другом, год за годом. Кончились ее, начались родительские. Если бы не папки, узнала бы я о папиных международных изобретениях, которые купили канадцы, а он получал ежемесячную прибавку к зарплате, но стал невыездным. За мозгами тогда следили.
А мамин аттестат зрелости с отличием, диплом, ее письма из далекой Сибири, открытки и мои первые фотографии…
Ремонт в квартире капитальный. И обновление. И летят, как правило, в утиль старые вещи, альбомы с пожелтевшими выцветшими карточками, документы и нечитанные советские домашние библиотеки…
Так ли уж нечитанные? У меня в руках книжка с потрепанным корешком, серенькая, непримечательная. А на первом листе надпись: «Евгению Бояршинову на долгую память от директора школы города Ачинска». Папе… И сразу теплом от книги. Если хотел человек на долгую память, разве может эта книга перестать жить?
А вот эта бережно подклеенная. Тоже с надписью: «Танечке в день рождения от одноклассника. МК». В тот год моей маме исполнилось 14. А МК – это друг и почти брат, человек, которому были доверены все тайны на свете – Мишка Калиниченко. Я видела дядю Мишу в свои 14. Их дружба с мамой только окрепла. Где он сейчас, мамин Мишка? А книга его вот она, стоит.
Коряво, но старательно: «Александре Георгиевне от ученика 5-б Ильи Слонова с днем Учителя!» Про Слона бабушка рассказывала немного. Только то, что его хотели отправить в колонию. А бабушка взяла на поруки. Тогда его мать привела мальчишку за руку к бабушке и сказала: «вы поручились – вы и воспитывайте!» Бабушка воспитала. Большой начальник Слон приезжал с Дальнего Востока, когда бабушке исполнилось 70. Здоровенный мужик ввалился в дом и подхватил на руки онемевшую от удивления бабушку: «Александра Георгиевна, думал, не успею! Поблагодарить приехал! Спасибо вам за все!» И он бы, правда, не успел – через два года развалился Союз и люди стали забывать друг друга. И Слон бы забылся, если бы не старая книжка из серии «Библиотека школьника»…
И таких книг – в дарственных надписях хранящих истории – десятки, а то и сотни. Откроешь и вспомнишь. И еще несколько лет жизни твоих родных уложатся ровными строчками в семейную летопись.
Маленькие вещи большого дома уводят далеко в прошлое. Аккуратно, в ткань завернута миниатюрная серебряная масленка на блюдце. На крышке гравировка: «С днем Ангела мой Ангел!» и дата 16.03.1909. Мой прапрадед вез из Тифлиса в Санкт-Петербург подарок своей дочери – моей прабабушке. Через несколько лет выпускница Института благородных девиц познакомится с военным хирургом и приедет с ним в Чимкент, здесь же и обвенчается. В те годы Чимкент звался Черняевым, о чем напоминает свидетельство о венчании из Николького собора (в старом Пионерском парке). А поселится на Никольской улице в небольшом домике с первой в городе аптекой. А масленка будет всегда на обеденном столе, а потом переедет с ее дочерью – моей бабушкой на другую улицу – Пушкинскую. А потом улетит посылкой в Красноярский край к бабушкиной дочке – моей маме, чтобы через много лет вернуться домой.
Она и встанет первой на новые книжные полки. И проем между книгами и стеклом начнет заполняться милыми вещами. Появятся безумно дефицитные китайские статуэтки – мамина страсть. Мама починит шкатулочки и заполнит их нужными мелочами, отреставрирует дореволюционные еще репродукции, которых в Чимкенте ждали месяцами почтой из Москвы. И новая наша квартира оживет, стряхнет с себя воспоминания о прежних хозяевах и станет по-настоящему нашей – нескольких поколений семьи.
Выбрасывать ли хлам? Безусловно! Только не пропустите в этой куче ветхих вещей маленькие напоминалки истории, приносившие радость вашим близким. И синий томик Пушкина с тенью от золотого тиснения на корешке послужит еще долгие годы. И фарфорового поэта почистить уже за честь.
В чемоданчик к старым документам добавились и ваши, и ваших детей. Уже повзрослевшие дети со смехом читают свои первые грамоты. «Бояршиновой Анастасии за активность и общительность, – хохочет, читая школьную грамоту, взрослая дочь, – видимо, больше не за что было награждать!» И сразу цепляются друг за друга уже ее воспоминания. Мама, как хорошо, что ты это сохранила.
То же говорю и я: «Милые мои мама и бабушка, какие же вы молодцы, что сохранили!»
Для этих вещей всегда найдется место в самой современной комнате. Уголок души генеалогического древа.
Елена Бояршинова
