Голодной степью называли когда-то обширную равнину площадью около миллиона гектаров, расположенную по левую сторону от реки Сырдарьи.
Судя по названию, пустынные эти места были мало приспособлены для выживания, и никакие «уч-кудуки» (колодцы) не могли их сделать хоть немного пригодными для человеческого бытия. Предвижу недоумение читателей: какое, мол, отношение имеет эта тема к нашему краю, изобилующему «питательными» реками, речками и родниковыми источниками? А самое непосредственное. Стоит только отъехать от Шымкента на несколько сотен километров южнее, как упрешься в территорию бывшей Голодной степи. Эти районы — Махтааральский, Сарыагашский, Келесский, Жетысайский — только недавно оборвали с нами областную «пуповину», а история тружеников, которые оросили, «окультурили» эти безводные земли — это наша общая история…
Вековая мечта
Самой главной ценностью в этих засушливых краях была вода. Один из первых исследователей Голодной степи отмечал: «Если вам случится увидеть караван, то вы заметите, что он поторопится скрыться от вас из опасения, чтобы вы не стали просить воды, которой здесь дорожат больше всего. Боже сохрани сбиться с дороги во время переходов или пролить воду, имеющуюся в запасе, — можете быть уверены, что помощи вам получить неоткуда». Поэтому, глобальная мечта сделать эту землю полезной и живородящей — издревле будоражила умы наших далеких предков. Об этом свидетельствуют некоторые фольклорные образцы, облеченные в форму притчи или сказания. Вот, например: «В древности, в красивом дворце на Сырдарье жила царевна Ширин-Кыз. Ее красота влекла к ней множество поклонников, среди которых самыми достойными были могучий батыр Фархат и утонченный красавец Хозрей. Не зная, кому отдать предпочтение, Ширин-Кыз предложила им выполнить сложную задачу — оросить Голодную степь. Фархат тотчас же принялся за работу, откалывая кетменем куски скал и бросая их в реку, чтобы заставить ее повернуть назад в степь. Хозрей же прибегнул к хитрости. Он разостлал широкой полосой — от реки в степь — заготовленный заранее чий, и когда солнце стало блистать на сухом камыше, сообщил царевне о выполнении задачи. Красавица приняла блеск камыша за блеск воды и согласилась стать женой Хозрея. Узнав об этом, Фархат подбросил высоко кетмень и подставил под него свою голову». Вот именно так фатально и стоял вопрос — на грани жизни и смерти…
А вот еще один поэтический образец народного творчества:
“В семь тысяч четыреста первых годах
Дарья разольет свои воды в степях…
Воскреснет Ширин, а за ней вся страна,
Проснется пустыня от тяжкого сна”.
Не знаю, какое летоисчисление подразумевал акын, указывая дату оживления пустыни — но факт остается фактом. Проблема давно назрела и ждала своего конструктивного решения.
От царского почина до советского прорыва
Делом реанимации пустынных площадей вплотную стали заниматься лишь в годы первых пятилеток советской власти. И, главным образом, потому, что разрушенной стране надо было срочно возрождать текстильную промышленность. А как ее возродить без хлопка? Но о советском периоде скажем позже. На самом деле, промышленное хлопководство в Туркестанском крае начало развиваться еще в 80-х годах 19-го века, так что первые ирригационные попытки здесь сделало все-таки царское правительство. И преимущественно, в лице великого князя Николая Константиновича Романова, который в те времена обретался в Ташкенте. Говорят даже, что на это благое дело он выложил свои собственные средства “из княжеского содержания” и будто бы затратил не менее миллиона рублей из своих “кровных”. На что пошли деньги из царской казны? Советские источники оценивают “старорежимные” успехи весьма скептически. В них утверждается, что более 10-ти лет правительство проектировало и строило новый, так называемый “Романовский” канал, но из этой затеи ничего не вышло. Пришлось сдать строительство частному подрядчику, который довел его до ума только к 1913-му году. 50 тысяч гектаров было орошено, но сам канал был настолько несовершенным и непрочным, что в советское время его пришлось полностью реконструировать, а точнее, построить заново. Как бы то ни было, с 1888 по 1913 год в результате прокладки оросителей общая площадь под посевами хлопчатника выросла с 28, 2 до 68, 3 тысячи десятин. То есть, трудились и тратились не зря…
История сохранила “свидетельские показания” одного из строителей канала из артели “Кзыл-Ту” Кзыл-Кумского района Торекельды Тлеубердыева, который вспоминал о прожитом в 1939 году: “Тогда царские чиновники при помощи бая Бекеева погнали нас на строительство арыка за 150 километров от аула. Нам обещали дать земельные наделы и выделить воду. Работали мы как каторжники, пили испорченную воду, которую сами же привозили за десятки километров, питались лепешками, привозимыми из дома. Приехавший из Ташкента брат царя “щедро” наградил нас за работу: по три рубля на брата получили мы за тяжелый труд”… (Хочу предупредить, что все названия артелей, колхозов, совхозов, районов и других географических объектов соответствуют правописанию и транскрипции тех времен).
Хлопок — всему голова
В 1907 году стали сеять хлопчатник в районах, прилегающих к Туркестану и Чимкенту. В эти районы — Пахта-Аральский, Сыр-Дарьинский, Кзыл-Кумский — с каждым годом все больше усиливался приток капитала, но существенного ирригационного прорыва в Голодной степи не произошло — она продолжала быть голодной и обезвоженной. А дальше наступили и вовсе лихие времена — Первая мировая война, затем февральская и октябрьская революции, следом Гражданская братоубийственная война, смена правительств — временных и постоянных… В общем, в этой череде потрясений стране было не до земельного благоустройства… Но, едва оправившись от социальных катаклизмов, новая власть сразу же взялась за восстановление народного хозяйства и, не в последнюю очередь, занялась возрождением и наращиванием количества хлопковых плантаций. В 1922 году по заданию В. И. Ленина Управлением водного хозяйства был составлен пятилетний план преобразований в хлопководческих районах Средней Азии.
Первыми исполнительными звеньями были небольшие кооперативные и мелиоративные товарищества и артели. Но они своими малыми силами, конечно же, не могли выполнить всего объема поставленных задач: восстановить орошение на площади в 853, 8 тысяч гектаров. Помимо того, улучшить ирригационные системы на площади в 2 млн. 278 тысяч га и создать новое орошение на 252, 8 тысяч гектаров.
В 1924 году произошло размежевание союзных республик. При этом переделе восточная часть Голодной степи (меньшая по размерам, но более освоенная) отошла к Узбекской ССР, а западная часть (почти 70 % всей степи) вошла в состав Казахской ССР. Между соседними республиками началось напряженное соревнование за быстрейшее освоение засушливых земель и за увеличение на них хлопковых посевов. В короткие сроки стали создаваться более крупные хлопководческие хозяйства. Одним их первых “хлопкогигантов” Южного Казахстана был образованный в 1924 году совхоз “Пахта-Арал”. Сначала он имел два отделения — “Октябрьское” и “Первомайское”. Через два года к ним добавились еще два — “Сталинское” и “Ильичевское”, а чуть позже остальные — “имени Коминтерна” и “имени Дзержинского”. В 1928 году этот совхоз закончил строительство магистрального канала длиной в 27, 5 километров. Параллельно строились и другие крупные гидротехнические оросительные сооружения. Эти усилия обеспечили орошением 12 тысяч гектаров Голодной степи. Со временем “Пахта-Арал” стал образцом ведения хлопководческого хозяйства, и не только в регионе — на него равнялась вся Средняя Азия.
В первые годы советских пятилеток было построено большое количество крупных, средних и малых оросительных каналов в Южном Казахстане, среди них: Аксуйский, Сайрамский, Кескентский, Оймаутский, Учактинский и другие. К началу 30-х годов в Голодной степи насчитывалось уже 11 600 колхозов и совхозов, механизированных машинно-тракторными станциями. Успехи отдельных хозяйств подкреплялись так называемыми “трудовыми починами”. Так, например, Чаяновские колхозники побили рекорд в скоростной стройке — всего за 20 дней они построили 28-километровый Бугунь-Чаяновский канал! Из архивов можно извлечь множество таких победных реляций. Я их читала. Помню, тогда меня не отпускала и гложила одна “упадническая” мысль: “Если все было так расчудесно, откуда пришел в наши края этот убийственно-чудовищный голод в начале 30-х годов”?! Неужели хлопок так катастрофично вытеснил из земли все живое и съедобное? Но это уже про другое…
За всеми этими большими и малыми стройками, изнуряющими “землеройными” работами под палящим солнцем или студеными ветрами, вдали от дома, в палаточных городках, при нехватке еды и воды — стояли конкретные люди. Для кого-то — близкие или дальние родственники, для многих — соотечественники, земляки. Говорят, они не роптали. Пишут, что “направляясь в степь, они ехали туда со знаменами, музыкой, песнями”. Похоже на правду. Это было поколение особой “булатной” закалки, ушедшее в историю почти сто лет назад…
Елена ЛЕТЯГИНА
