Каждый год 31 мая в Казахстане отмечают День памяти жертв политических репрессий и голода.
В этот день принято вспоминать тех, кто в сталинскую эпоху оказался в лагерях, которые располагались на территории Казахстана, а то и вовсе был уничтожен в мясорубке тоталитарной системы. И мы будем вспоминать.
В мемориальном комплексе «Касирет» сегодня традиционно возложили цветы на безымянные могилы невинно убиенных людей. Но я бы сейчас хотела поговорить не об отдельных загубленных судьбах, а о целых народах, которые по воле случая оказались на казахстанской земле. Да, со временем они здесь осели, пустили потомственные корни, обрели вторую Родину, но разве можно изгнать из памяти трагические события из истории их семей? Ведь душевная память еще так свежа…
Исход в неизвестность
Разумеется, не берусь давать какую-нибудь оценку чудовищному решению сталинского руководства – сдвинуть целые народные пласты с исконно обжитых мест и пересадить их в чужеродную почву. Пусть этим занимаются историки, политологи и социологи. Но даже на простой человеческий взгляд эта глобальная депортация носила поистине человеконенавистнический характер.
По данным казахстанских историков, в период коллективизации из центральных областей России были высланы 189 тысяч человек и размещены в районах Акмолинской, Карагандинской, Павлодарской, Кокчетавской областей. К 1937 году уже 360 тысяч. Таким образом, к началу Великой Отечественной войны Казахстан уже был настоящей резервацией для насильственно переселенных народов.
Чтобы перечислить все репрессированные нации и народности, не хватит печатного места. Вкратце. В 1937 году с Дальнего Востока стали переселять корейцев. Чем объясняли? А тем, что надо-де обеспечить безопасность государственной границы «в целях пресечения японского шпионажа». В начале войны, само собой, были вышвырнуты из России и поволжские немцы. А нечего было им такую «фашистскую» национальность иметь…
В июне 1942 года из Краснодарского края, Северного Кавказа, Крыма, Армении, Азербайджана и Грузии принудительной высылке подверглись греки, карачаевцы, чеченцы, ингуши, балкарцы, курды, турки-месхетинцы, крымские татары, калмыки и еще многие другие… Простите, если кого не упомянула. А чем они не угодили? Бог знает, логика тиранов непредсказуема.
Держали этих спецпереселенцев буквально в черном теле. Сроки их высылки были не определены. Вернее, фатально определены соответствующим указом, в котором сказано, что высылка «проведена навечно, без права возврата их на прежнее место жительства». По прибытии в места депортации власть установила жесточайшие санкции по отношению к тем, кто не мирился со своим положением.
Например, за самовольный выезд из мест обязательного поселения, приравненный к побегу, виновные подлежали уголовной ответственности с мерой наказания в 20 лет каторжных работ. Даже те, кто помогал переселенцам бежать из мест приписки, выдавал разрешение вернуться на родину, укрывал их и не доносил о намерениях, наказывались лишением свободы сроком на пять лет.
Отдельно взятая судьба
Когда-то мне довелось познакомиться с прекрасной женщиной Пятимат Килоевой. Встретились мы по другому поводу, но слово за слово она мне поведала историю своей семьи. Рассказывала так, как будто все события происходили вчера: ярко, взволнованно, детально, словно и не было прошедших с тех пор десятилетий. А ведь было ей на ту пору уже 78 лет. Постараюсь восстановить ее рассказ.
«Немного расскажу про семью. Отец наш Орснак из небогатого, но очень образованного ингушского рода. В общем, ингушская интеллигенция. Много среди них военачальников. Ну а мама была аристократкой из древнего княжеского рода. Родилась она в Турции в Карсе, но затем ее семья вернулась в Ингушетию. Там ее встретил отец, и они поженились. Восемь лет у них не было детей, что по нашему семейному кодексу считалось недопустимым. Но отец даже не думал о разрыве с любимой женой. И Аллах воздал ему за верность и терпение: дети пошли «косяком».
Один за другим появились трое сыновей, и лишь потом родилась я. Отец ушел из жизни рано. Он не дожил до кошмарных дней своего народа, не пережил долгих лет лишений, голода, скитаний и унижений. Хоть в этом судьба его пощадила…
Жили мы вполне благополучно, ни в чем не нуждались. Отца уважали как ценного специалиста-инженера. Разве можно было предположить, что скоро придет «судный день», и без всякой вины мы окажемся изгоями, изгнанниками вместе со своим будто бы «прокаженным» народом?
Этот страшный день 23 февраля 1944 года я помню отчетливо. Конечно, мы, дети, не поняли поначалу всего ужаса происходящего.
Лишь чувствовали: мы скоро куда-то поедем. Только непонятно было, почему вокруг стоит такой надрывающий душу плач женщин? С возрастом я узнала подробности разыгравшейся трагедии. На сборы нам дали два часа, с собой разрешили взять одну котомочку с едой или вещами. Под дулами винтовок нас гнали, как каторжников, к товарным вагонам, загоняли туда по 50-60 человек, взрослые мужчины могли сидеть только на корточках.
На бесконечно длинном пути люди болели и умирали. Мертвые тела, не церемонясь, на ходу сбрасывали в заснеженную степь. На промежуточных станциях выпускали оправляться. Вот на одной из таких остановок я и потерялась. Замешкалась, засмотрелась на что-то, и наш поезд ушел без меня. Правда, солдаты в последнюю минуту спохватились и закинули меня в другой эшелон. Так я выжила, но осталась без мамы и братьев. Почти на три года…
Наш эшелон высадили в Атбасаре Северо-Казахстанской области, а моих родных, как я позже узнала, определили в Акмолинск. Меня взяла к себе одна ингушская семья. Наверное, мне надо было их благодарить. Ведь они не сдали меня в детский дом. Но детская память так чувствительна к обидам и унижениям!
В семье была девочка почти моих лет, ей все позволялось, а я за любую провинность получала тычки и даже побои. Ну это ладно, я была «лишним ртом» при общей страшной нищете – чего ж теперь обижаться… Но самым горьким было чувствовать себя сиротой при живой матери! Видимо, Всевышний сжалился надо мной и послал мне СЧАСТЛИВЫЙ СЛУЧАЙ!
Дело было так. В дом постучал мужчина, я поняла по языку – ингуш. Он искал своих потерявшихся родственников. Надо сказать, что отлучаться с места высылки было делом опасным – сродни побегу. Поймают, допустим, тебя за три километра от дома – получишь сразу 20 лет лагерей… И вот я, улучив момент, когда хозяева куда-то отлучились, сползла с печки и со слезами рассказала этому человеку, что я, мол, тоже потеряла свою семью, возьмите меня с собой искать маму... Не понимала, что могла быть ему обузой. Меня он, конечно, не взял, но записал фамилии мамы и братьев.
Сейчас понимаю, что шансов опять обрести семью у меня почти не было. И опять помог случай! Мой младший брат Хаджи-Умар в то время чистил проезжим людям сапоги на акмолинском вокзале – как мог помогал маме. Вдруг слышит: по громкоговорителю перечисляют тех, кто ищет потерявшихся родных, и называют мое имя. Брат тут же все бросил, кинулся в справочное бюро и там встретил того человека, кто обещал мне помочь в поисках. Потом привел его к маме, тот рассказал обо мне, даже дал ей целых пять рублей на дорогу, объяснил, как добраться коротким путем, чтобы не поймали. За этого человека мы будем всегда молиться и благословлять его…
Маму при встрече я не узнала. Всего за неполных три года из красавицы она превратилась в изможденную старуху. До сих пор не устаю удивляться и восхищаться мужеством и стойкостью моей матери. Как она одна, без мужа, без родственников смогла уберечь и вырастить на чужбине своих детей? Это пример истинного самопожертвования, терпения и любви. Впрочем, у любого народа есть такие женщины-матери, непоколебимые, как скала… Чтобы спасти своих детей от голодной смерти, мама лишь однажды решилась продать очень дорогую древнюю семейную реликвию. Дорогую и в прямом смысле, и бесценную для семейной памяти. У нас из поколения в поколение передавалась часть свадебного женского наряда – нагрудник и кованый серебряный пояс.
В день изгнания мама чудом смогла вывезти эти украшения. Хранила из последних сил, но настал черный день, когда стало невмоготу. Покупатель обещал ей 300 рублей и в придачу три ведра муки! Мучительно, со слезами на глазах прощалась мама с семейной памятью. А Хаджи-Умар, видя это, взял да и закопал все в сарае! Хоть и досталось ему тогда, но он молчал как партизан. И только когда прошли самые тяжелые дни бедствования, сын вернул матери дорогие для памяти вещи. Они и сейчас в моей семье и будут с благоговением передаваться по наследству».
Эта история не единична. Вот этот кошмар – переполненные эшелоны, стоны задыхающихся стариков, весь ужас и неотвратимость происходящего – навсегда отложился в памяти поколений.
Кузница дружбы народов
Именно так метафорично называли Казахстан в Советском Союзе. А что было делать, как не дружить? Конечно, такой мощный наплыв приезжего разноязыкого народа создавал немало проблем коренным жителям. Не всегда общение проходило гладко. Но в основном, это многие утверждают, бесправные изгнанники многим обязаны обычным казахским семьям. Если бы не традиционное гостеприимство, если бы не их посильная помощь и сострадание – многие вряд ли выжили в прямом физическом смысле.
Цель такой массовой депортации, по всей видимости, предполагала за короткий срок лишить целые народы не только родины, но и языка, истории, культуры, национальных обычаев и родственных связей. К счастью, в Казахстане этого не случилось. Даже то обстоятельство, что сейчас на казахской земле проживают 125 национальностей и народностей, является своеобразным знаком отличия от других. Ассамблея народов Казахстана – учреждение уникальное, ни в одной стране не найдешь!
И пусть некоторые, не знающие истории и незрелые умом, никогда не кинут в спину человеку другой национальности: «Езжай, мол, неугодный, к себе домой!» Пусть вспомнят, что пережили в свое время их деды и прадеды. Пусть вспомнят, какой бесценный вклад они внесли в процветание этой земли. С благодарностью и пониманием…
Елена Летягина
